Суворов Александр Васильевич
 VelChel.ru
Биография
Автобиография
Хронология
Семья
Герб рода Суворовых
Галерея
Афоризмы Суворова
Сражения Суворова
Наука побеждать
Суворов о себе
Современники о Суворове
Статьи о Суворове
  • Денис Давыдов. Встреча с великим Суворовым (1793)
  • К.Л. Козюренок. История о светлости
  • К.Л. Козюренок. Прижизненный памятник
  • К.Л. Козюренок. К вопросу о причинах опалы А.В. Суворова 1800 г.
  • Валерий Дуров. Звезду! Суворову Александру Васильевичу...
  • Михаил Сафонов. Последняя опала генералиссимуса
  • Анатолий Серегин. Загадка «итальянского черновика».
  • С.Р. Миров. Жизнеописание генерал-фельдмаршала и генералиссимуса Князя Александра Васильевича Италийского, графа Суворова-Рымникского
  • М.И. Драгомиров. «Генералиссимус князь Суворов» А. Петрушевского
М.И. Пыляев. День генералиссимуса Суворова
Ссылки
 
Александр Васильевич Суворов

Статьи » М.И. Пыляев. День генералиссимуса Суворова

Русский чудо-богатырь Суворов остался загадкой для потомства. Быстрый, решительный, предприимчивый не только в военных действиях, но и в своих поступках, разнообразный до бесконечности как разнообразны были окружавшие его обстоятельства, великий вождь и в то же время странный старик, который то шалит, как ребенок, то обнимает мыслью целый мир, решает в своем уме самые сложные вопросы, касавшиеся счастья миллионов людей или судьбы государства. Человек, обладавший всеми способами и средствами по своему званию, но не пользовавшийся ими; презиравший роскошь, спавший на соломе, довольствовавшийся солдатским сухарем, боровшийся со своими страстями, обуздывавший их и оставшийся победителем в этой борьбе. Истинные свои замыслы он всегда прикрывал фарсами и лаконичными остротами. Деяния Суворова принадлежат истории, мы их не коснемся, но возьмем одну его частную жизнь, которую почерпнем из рассказов его приближенных и слуг.

Всего слуг у него было пятеро: старшим из них был его камердинер Прохор Дубасов, более известный под именем Прошка. Этот верный слуга фельдмаршала пережил своего барина и умер в 1823 году, восьмидесяти лет. В уважение заслуг его господина, в день открытия памятника Суворову на Царицыном лугу он был пожалован императором Александром I в классный чин с пенсией в 1200 рублей в год. Помощником этого камердинера, или, как его называли, подкамердинер, был сержант Иван Сергеев. Он находился при Суворове шестнадцать лет безотлучно, а поступил к нему в 1784 году из Козловского мушкетерского полка. Впоследствии он находился при сыне героя, Аркадии Александровиче, до самой его смерти, постигшей сына в той же реке, которая доставила отцу славное имя Рымникского. Третьим подкамердинером, или вернее, денщиком Суворова, был сержант Илья Сидоров. Прислуживал генералиссимусу еще фельдшер, который временами пускал ему кровь. В те годы кровопускание считалось единственным средством от многих болезней, и многие прибегали к нему. Пятым приближенным слугой Суворова был повар Матька. Вся эта прислуга спала возле спальни Суворова и на первый его призыв к нему являлась.

День Суворова начинался с первыми петухами: в первом часу он приказывал будить себя. В военное время он пробуждался еще ранее. Нередко и в мирное время он проводил учения в ночное время. "Ночной бой, — говорил Суворов, — выгоден тому, кто отважен и смел, ибо тут число войска не видно и мало значит, да и от стрельбы мало толку. Ночной поход также служит на пользу тому, кто любит являться перед неприятелем внезапно". Суворов приказывал себя будить, не слушая никаких отговорок: "Если не послушаю, тащи меня за ногу!" Спал Суворов на сене, уложенном так высоко, как парадная постель. Над сеном стелилась толстая парусиновая простыня, на нее тонкая полотняная, в головах две пуховые подушки, которые всюду за ним возились. Третья простыня служила ему вместо одеяла. В холодное время он сверх простыни накрывался своим синим плащом. Ложился в постель Суворов без рубашки. Встав с постели, нагишом, он начинал бегать взад и вперед по спальне, а в лагере по своей палатке. Нередко в летнее время он бегал в таком виде в саду, где и маршировал в такт. Все это продолжалось около часа. Во время таких "эволюций" он держал в руках тетрадки и твердил татарские, турецкие и карельские слова и разговоры. Для практики в последнем языке он у себя держал несколько карелов из собственных своих новгородских вотчин. После такого урока он умывался: ему, по обыкновению, приносили в спальню два ведра самой холодной воды и большой медный таз. В продолжение получаса он выплескивал из ведер воду себе на лицо, говоря, что это помогает глазам. После этого камердинер должен был оставшуюся воду тихонько лить ему на плечи, так чтобы вода стекала ручейком и катилась по локтям. Мытье заканчивалось во втором часу ночи. Обтирался Суворов перед камином. В это время входил в спальню его повар Матька с чаем. Только он один имел право наливать Суворову чай и даже в его присутствии кипятить воду. Налив половину чашки, он подавал ему отведать: если чай был крепок, разбавлял водой. Суворов любил черный чай, лучшего качества, и еще приказывал его просеивать сквозь сито. Чай он выписывал из Москвы через своего управляющего, которому наказывал, чтобы "прислал ему наилучшего, какой только обретаться может... По цене купи как бы тебе дорог не показался, выбери его через знатоков, да перешли мне очень сохранно, чтобы постороннего духа он отнюдь не набрался, а соблюдал бы свой дух весьма чистый".

В скоромные дни он пил по три чашки со сливками, без хлеба и сухарей, в постные — без сливок. Строго соблюдал все посты, не исключая среды и пятницы. А во время Страстной недели Суворов ничего не ел, а только пил один черный чай без хлеба.

Когда подавался чай, Суворов требовал белой бумаги для записи своих выученных уроков. Писал он всегда тушью, а не чернилами. Письма писал на толстой бумаге, иногда на небольших клочках, самым мельчайшим почерком. Слог его был краток и мужественен, и выбор выражений так меток, что он никогда написанного не поправлял. Запечатывал он их самым дорогим сургучом и огромной печатью с знаменами, пушками и саблями с надписью: "Virtute et veritate", т. е. "доблесть и верность" — девиз Суворова. После чая он спрашивал повара, что тот будет готовить и что будет у него для гостей. Повар отвечал. "А для меня что?" — спрашивал Суворов. В постный день повар отвечал: уха, а в скоромный — щи. Вторым блюдом было жаркое. Сладкого Суворов никогда не ел, соусов тоже. Большой званый обед для гостей у него был из семи блюд, а иногда и более. Если кто желал угостить обедом Суворова, то приглашал к себе его повара — другой стряпни он не ел. Суворов очень любил, когда у него обедали и говорили много за столом, но не терпел тех, кто много ел. Раз один приезжий иностранец обедал у Суворова и удивил его и всех присутствующих своим аппетитом. Всякое блюдо быстро исчезало. Суворов смотрел с изумлением. На другой день он не мог позабыть этого посещения и сказал: "Ну, спасибо гостю, он первый изволил отдать справедливость искусству моего повара, ел, как будто у него нет желудка. Он не подходит под указ Петра Первого об отпуске прожорам двух пайков: для него мало и четырех".

Суворов неохотно тратил деньги на парадные обеды. Потемкин много раз напрашивался к нему на обед. Суворов всячески отшучивался, но наконец вынужден был пригласить его с многочисленной свитой. Суворов призывает к себе Матоне, метрдотеля, служившего у Потемкина, заказывает ему роскошный обед и просит не щадить денег на яства, а для себя приказывает своему повару изготовить два постных блюда. Обед вышел роскошнейшим и удивил даже самого Потемкина, привыкшего к роскоши. По выражению Суворова, за столом "река виноградных слез несла на себе пряности обеих Индий".

Но сам он, под предлогом нездоровья, кроме двух блюд, ничего не ел. На другой день, когда Матоне представил ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, то Суворов отказался оплатить его, только написал на нем: "Я ничего не ел" и отправил Потемкину, который тотчас заплатил, сказав: "Дорого стоит мне этот Суворов!" Но возвратимся опять к утру Суворова. После чая он, все еще неодетый, садился на софу и начинал петь по нотам духовные концерты Бортнянского и Сарти. Такое пение продолжалось целый час. Он очень любил петь. Голос у него был бас. У Суворова в московском доме, близ церкви Вознесения у Никитских ворот, жили даже крепостные певчие и музыканты. Он держал их там для усовершенствования в музыке и пении, и приказывал ходить учиться к другим, славившимся тогда в Москве, например, к Голицынским. Во время своего житья в деревне певчие эти переводились из Москвы в имение.

После пения Суворов спешил одеваться: туалет свой он совершал не более пяти минут и в конце еще раз умывал лицо холодной водой. Затем он приказывал камердинеру Прошке позвать своего адъютанта, полковника Данила Давыдовича Мандрыкина с делами.

Ранее еще семи часов Суворов отправлялся на развод. К разводу Суворов выходил в мундире того полка, какой был тогда в карауле. После развода, если не было докладов и дел, он призывал инженерного полковника Фалькони для чтения иностранных газет. Суворов выписывал до двенадцати заграничных газет: шесть французских и шесть немецких, и, кроме того, "Московские" и "Петербургские Ведомости". Из оставшихся после Суворова расходных книг видно, что он на газеты тратил в год около трехсот рублей.

По окончании чтения газет Суворов спрашивал, подано ли кушанье. Садился он за стол в 8 часов утра, а когда у него был парадный обед, то часом позднее. Перед обедом он пил рюмку тминной сладкой водки, а когда страдал желудком, то выпивал рюмку пеннику с толченым перцем. Закусывал водку всегда редькой. Прибор за столом у него был самый простой: оловянная ложка, нож и вилка с белыми костяными черенками. На серебре он не ел, говоря: "В серебре есть яд". Суворов никогда не садился на хозяйское место, а всегда сбоку, по правую сторону стола, на самом углу. Перед обедом, идя к столу, он громко читал "Отче наш". Кушанья не ставили на стол, а носили прямо из кухни, с огня, горячее, в блюдах, обнося каждого гостя и начиная со старших. Суворову подносили не всякое блюдо, а только то, которое он кушал. Суворов соблюдал величайшую умеренность в пище, так как часто страдал расстройством желудка. Камердинер Прошка всегда стоял позади стула и не допускал ему съесть лишнее, прямо отнимая тарелку, не убеждаясь никакими просьбами, потому что знал, что в случае нездоровья Суворова он же будет в ответе и подвергнется строгому взысканию: "Зачем давал лишнее есть?" И если в такой момент разгневанный барин спрашивал, по чьему приказанию он это делает, отвечал: "По приказанию фельдмаршала Суворова". — "Ему должно повиноваться", — говорил Суворов. Часто Прошка обходился весьма дерзко со своим барином. Король Сардинский Карл Эммануил прислал Прошке две медали на зеленых лентах, с изображением на одной стороне императора Павла I, на другой — своего портрета с латинской надписью: "За сбережение здоровья Суворова". Прошка всегда носил их на груди.

В продолжение обеда Суворов пил немного венгерского или малагу, а в торжественные дни — шампанское. Суворов никогда не завтракал и не ужинал. Лакомств и плодов он не любил. Изредка только, вместо ужина, подавали ему нарезанный ломтиками лимон, обсыпанный сахаром, да иногда ложечки три варенья, которые он запивал сладким вином.

Во время походов Суворов никогда не обедал один: стол его накрывался на пятнадцать-двадцать персон для генералов и прочих чинов, составлявших его свиту. За столом Суворов имел предрассудки: не терпел, чтобы брали соль ножом из солонки, двигали ее с места на место или ему подавали — каждый должен был отсыпать себе на скатерть соли сколько ему угодно и тому подобное...

Страница :    << [1] 2 > >
 
 
    Copyright © 2024 Великие люди  -  Суворов Александр Васильевич